Толстой о судьбе человека

Лев Николаевич Толстой – возможно, стал последним защитником человека прежнего. Он не верил ни в какую антропологическую революцию, а идея сверхчеловека и вовсе была ему враждебна априори.

Он даже предпочитает видеть Христа человеком, полностью отрицая его божественное происхождение, изгоняя чудо из Евангелий. Он ощущает, чем может закончиться попытка перерасти рамки человеческие, знает это, и возможно, по своему собственному примеру. Именно так и возник его морализм, неустанная проповедь традиционных форм и ценностей, насмешки над декадентами и Ницше, надежда на здоровье духовное. Все это при бунтарском и разрушительном характере его прозы и публикаций делало писателя необычайно консервативным, до ригоризма, в политических и нравственных вопросах.

Какой должна быть судьба человека?

Толстой осуждает насильственное перестроение мира, общества, семьи и каждой индивидуальной личности. Именно поэтому большинство последователей писателя и были ему чужды, и он откровенно над ними издевался. Он настолько желал навсегда остаться под властью традиции, а когда ее вынужденно покинул, уйдя из собственного дома, то сразу же умер.

В этом можно увидеть и то ужасное предзнаменование будущей русской судьбы – ведь уйти из мира представлений человечества и традиционно сложившихся ценностей можно только в катастрофу, в смерть. Однако в таком случае сам факт ухода Толстого и особенностей судьбы этого конкретного человека на людей действовал намного сильнее, чем его последовавшая сразу гибель.

С ним продолжал спорить и Горький, близкий друг писателя. Который вовсе не понял ухода Льва Николаевича. Он в этом жесте увидел отрицание и отчаяние – деспотичное, упорное стремление превратить жизнь графа Толстого в жизнь блаженного Льва.

Несмотря на такие высказывания, на самом деле, в толстовском бегстве не было ничего подобного – этот жест и подразумевал бегство от жизни, а не во имя чего-то.

Расхождения во мнениях

Главным пунктом расхождения во мнениях Толстого и Горького было следующее. Ранняя любовь Горького к творческой и деятельной Европе, ненависть к последовательной и пассивной Азии, где приветствовался принцип бездействия. Как ни странно, этот человек с бунтарским духом, особенно в девяностые годы, когда, наконец, его мировоззрение определилось, очень любил страну и злился на антигосударственную толстовскую проповедь, на его анархизм, как писали тогда. Такое мировоззрение было предопределено нашей историей.

Государством во всем этом играет ключевую роль. Ведь без него нет никакой организации жизни, нет никакого роста и творчества. Вот в этом и заключается русский парадокс – бунтарь Горький защищает принципы и взгляды помещика Толстого. Сам же Лев Николаевич не требовал внешних скрепов, он был сам человеком традиции и прекрасно знал, что допустимо, а что нет. В этом государство ему только мешало.